Le Journal du Dimanche: Вы публикуете в издательстве Fayard книгу под названием "Месса еще не окончена" ("La messe n’est pas dite"), которая уже возглавляет списки предварительных заказов. Почему эта тема? Почему сейчас?

Эрик Земмур: Вопрос, стоящий перед нами, прост: неужели старшая дочь церкви превратится в младшего сына ислама? Ничто не кажется мне более неотложным и более актуальным. Несколько месяцев назад, после того как меня пригласили на инаугурацию Дональда Трампа, авторитетное американское издание First Things попросило меня ответить на следующий вопрос: "Как спасти христианство в Европе?" Работая над статьей, я понял, что эта проблема меня глубоко увлекла и что ее масштаб выходит далеко за рамки журнальной публикации. Так и родилась эта книга.

— Что вы можете рассказать нам о книге до ее выхода 22 октября?

— Я не католик и даже не христианин, но с годами и благодаря чтению я понял, что христианство создало Францию и Европу, что все формы, которые нас окружают — архитектура, живопись, музыка, литература, а также право и государство – были сформированы церковью. Если говорить просто, церковь создала королей, короли создали нацию, нация создала республику. Франция без христианства — это уже не Франция. А я хочу продолжать жить во Франции.

В своей книге я подробно разъясняю, в какой степени мы переживаем исторический момент, сочетающий две смертельные опасности: во-первых, завершение длительного процесса дехристианизации французского народа, начавшегося в XVIII веке и ускорившегося после Второго Ватиканского собора; но также, и главным образом, исламизацию нашей страны — движение, вызванное беспрецедентным в истории миграционным вторжением населения из арабо-мусульманских стран, которое приносит с собой свою религию, своего Бога, свои обычаи, свои нравы. Одним словом, свою цивилизацию.

— Как далеко все это от дискуссий по поводу состава правительства Лекорню и пустых угроз о роспуске парламента!

— И как же приятно от этого отдалиться, не правда ли? Горизонт планирования политического класса опасно сузился до временного промежутка в несколько дней, если не часов, тогда как мне кажется, что роль подлинного государственного деятеля должна заключаться в том, чтобы видеть, какой станет Франция через двадцать или тридцать лет. А чтобы видеть далеко вперед, нужно заглянуть очень далеко назад. Именно поэтому я погружаюсь в этой книге в историю христианства, его полные грохота и ярости отношения с другими монотеистическими религиями — иудаизмом и исламом, а также в реакции церкви на великие потрясения, революции и войны, которые будоражили Запад. На вопрос студента о том, в чем заключается ключ к успешному правлению, Черчилль ответил: "Изучайте историю!"

— Социалист, премьер-министр Лионель Жоспен однажды с раздражением сказал: "Какое мне дело до того, исламизируется ли Франция?" Не находите ли вы, что являетесь одним из немногих, кто видит эту проблему?

— Наш политический класс, и левые, и правые, не воспринимает религию всерьез. Они считают, что все сводится к социальным вопросам, интеграции, светскости, уважению "республиканских ценностей". Это — иллюзия. Основатель политической науки Андре Сьефред писал: "Когда религиозный фактор входит в политическую борьбу, он берет верх над всеми другими соображениями, экономическими или социальными". А он в свое время говорил о католицизме и протестантизме… Вы понимаете, почему моя книга, говоря о религии, говорит также и, конечно, о политике, а значит — о будущем страны.

— Республика строилась в борьбе с клерикализмом. Разве это не является препятствием для вашего "иудео-христианского пробуждения"?

— Чем глубже я изучаю историю революции, тем больше я думаю, вслед за Тэном и другими, что дехристианизация Франции была сердцевиной проекта якобинцев, а затем и республиканцев. "Раздавите гадину" — вольтеровский лозунг, оказавшийся квинтэссенцией республиканской программы. Успех, к несчастью, был оглушительным. Третья Республика победила, сплотив все меньшинства — еврейское, протестантское, масонское и атеистическое — против католического большинства, ложно обвиненного в угрозе их свободам.

Столетие спустя католическое большинство превратилось в меньшинство, которое подвергается систематическому насилию со стороны части мусульманской молодежи, — то, что я назвал "будничным джихадом". Сейчас республика находится на распутье: будет ли она защищать Францию от этой исламизации и для этого черпать силы в христианских корнях страны, или продолжит считать католицизм своим единственным врагом, рискуя породить исламскую республику во Франции? Это фундаментальное противоречие между Жан-Люком Меланшоном и мной, между "Непокоренной Францией" и "Реконкистой". Это экзистенциальная политическая битва XXI века. Пока же республика, из трусости, становится соучастницей завоевания Франции. Я сделаю все, чтобы это изменилось.

— Хотели бы вы обратить Францию в христианство для борьбы с исламизацией?

— Поймите меня правильно. Христианство — это не только вера: это также идентичность. Вера касается индивида, тогда как идентичность — наше коллективное достояние. Я хочу, чтобы Франция вновь обрела свою христианскую идентичность. И я считаю, что это движение уже началось — в силу подчас насильственного столкновения с другой религией, для которой религия — не только вера, но и идентичность. Сегодня в среде французской молодежи пробуждаются вопросы, на которые их родители больше не хотели отвечать: кто я? Во что я верю? Куда я иду? Существует ли Бог?

— Однако каждый человек свободен, в том числе свободен в своем неверии.

— Представьте себе, что эта свобода, как и сама концепция личности, являются сокровищем нашей западной цивилизации и не существуют в других цивилизациях. Приоритет, который апостол Павел отдал Вере (во Иисуса Христа) перед Законом (под которым тогда понимался иудейский Закон), фактически положил начало становлению индивида, выстраивающего личные и глубоко внутренние отношения с божественным. Можно предположить, что сегодня сила христианства обернулась его слабостью: оно растворилось в материалистическом индивидуализме современности больше, чем другие религии. Именно поэтому Марсель Гоше сказал о христианстве, что это "религия выхода из религии". Однако Марсель Гоше не предвидел того иудео-христианского пробуждения, о котором повествует моя книга.

— Вы обличаете прогрессизм как идеологию без границ. Это новая религия Запада?

— Вокизм, то есть "культ меньшинств" — этнических, расовых, сексуальных — действительно является новой "светской религией" левых на Западе. Он, кажется, подтверждает знаменитую фразу Честертона: "Мир полон христианских добродетелей, сошедших с ума" — христианских добродетелей, извращенных и обращенных против нашей цивилизации. Как сказал американский ученый Джозеф Боттум в интервью Le Figaro: "Теперь у нас есть Церковь Христа без Христа. То есть прощение невозможно. Христос оплачивает долги первородного греха, освобождая нас. Если убрать Христа, вы получите "вину белых" и системный расизм".

Короче говоря, на Западе преклоняют колено перед меньшинствами, но так и не получат прощения за грехи, в которых сами же и каются. Мы наблюдаем новый раскол, основанный уже не на социальном, а на идентитарном принципе.
Следовательно, мы должны опереться на тысячелетнюю идентичность Франции, берущую начало в христианстве. Нам необходимо объединить всех — независимо от происхождения и партийной принадлежности — кто желает сохранить это наследие.

— Осознает ли еще французский народ, кем он является, или он уже изменился?

— По вине собственных элит и в результате краха национальной системы образования значительная часть французской молодежи утратила сознание того, кем она является и кем была. Но я верю, что она все больше осознает, кем она не хочет быть и не хочет становиться… В Соединенных Штатах ситуация, кажется, яснее.

— Что вы, кстати, думаете о мероприятии в память о Чарли Кирке, где американские правые смешали веру и политику, говоря о битве добра со злом, вплоть до того, что Эрика Кирк простила убийцу "потому что так хочет Бог"?

— Мне ставили в вину смешение веры и политики, когда я выступил с речью об архангеле Михаиле и защите родины у Мон-Сен-Мишель в 2022 году. Нас учили, от Токвиля до Режи Дебре, что Америка — это исключительная страна, где религия служит цементом общества и где президент приносит присягу на Библии. Долгие годы та Америка была мертва, ибо исконный протестантизм белых англосаксов распался под влиянием гедонизма 1960-х, индивидуализма, материализма и вокизма. Сейчас мы становимся свидетелями зарождения новой Америки, где набирающей силу религией становится католицизм.

Близким другом Кирка был Дж. Д. Вэнс, американский вице-президент, обратившийся в католицизм под влиянием трудов великого французского интеллектуала Рене Жирара и святого Августина. Америка переживает волну обращений в католицизм в ведущих университетах Лиги Плюща, где ведется непримиримая борьба с вокистами — подобно той, что вел при жизни Чарли Кирк. Речь идет о консервативном и идентитарном католицизме, что подтвердил спор между Вэнсом и папой Франциском по вопросу иммиграции за несколько дней до смерти понтифика.

— И если месса еще не окончена (la messe n'est pas dite), с какого слова, по-вашему, должно начаться возрождение Франции?

— Идентичность. Наша западная цивилизация, рожденная христианством, всегда несла в себе двойственность, присущую католицизму: быть универсальной вселенской религией (katholicos означает "вселенский") и одновременно, как все религии, — связью с предками и потусторонним миром, "землей и мертвыми". Универсалистская тенденция завела нас слишком далеко, теперь она смертельно угрожает самой христианской цивилизации, из которой вышла. Я считаю, что сегодня католическая молодежь отошла от заблуждений старших поколений. Я бы даже сказал, что иудео-христианская молодежь наконец осознала: пора кончать с ролью осажденной крепости, сражающейся за бесцветный республиканский идеал. В этом смысл моего призыва к иудео-христианскому пробуждению.


( по материалам inosmi.ru )