Вопрос будущего всегда занимал человечество. Во что мы можем верить и на что надеяться, об этом спрашивал уже Иммануил Кант, и пытался через эти вопросы ухватить суть времени. Не зря называл он свое видение будущего из года 1795 “К вечному миру, философский набросок”. Кант не был утопистом. Он точно знал, с какими сложностями столкнется род человеческий на пути осуществления этой высшей идеи. Идея вечного мира по Канту – это идея, воплощение которой должно быть нашей обязанностью. Политика, если служит этой цели, является прикладной этикой, исполнением необходимой обязанности, по крайней мере, по замыслу.

Как может сегодня человечество соответствовать этому образу будущего.
Что мы можем сделать, и что мы можем позволить, если мы хотим обрести этот вечный мир?

Наш взгляд должен быть устремлен вперед. Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия.
И здесь мы выходим на важную проблему. Эту проблему поставил в своих работах еще марксистский философ Эрнст Блох. Он заимствовал понятие надежды из иудейско-христианской традиции и сделал его ключевым для познания и объяснения образа мира. В отличие от марксистских критиков религии, считающих, что религия не может помочь человеку познать свое социальное убожество и преодолеть его, Блох наоборот находит в религии эти две возможности. С одной стороны, в религии есть нечто от рефлексии. Вера, таким образом, направлена назад, к началам. Вера – это вера творения и ключ к прошедшей истории. Таким опытом веры наполнена Библия и, в особенности, Ветхий Завет. Здесь речь идет о Боге как Боге отцов Авраама, Исаака и Якова, здесь рассказывается о великих делах Бога в истории народа Израиля и позже нового божьего народа в христианстве. Форма познания и форма жизни веры повернуты назад, обращены в прошлое. Такая вера реакционна, такая вера – опиум для народа, и это плохо отразилось на понимании сущности веры.

Однако есть другое направление в библейской, иудейско-христианской традиции.
Это направление представлено в Исходе, здесь вера направлена на завоевание будущего. Божье откровение, вторая книга Библии: Я стану тем, кем я буду. Моисей спрашивает в Исходе: "Что я должен сказать народу, кто выведет нас из египетского рабства? И Бог отвечает: Ждите, Вы узнаете еще, кто я. Устремите ваши взгляды вперед, там простирается страна, где текут молоко и мед". Это и называется будущим.

Эта линия проходит через всю Библию, она встречается нам и в предсказании пророков, она обращается к нам в обличии видения апокалипсического будущего, она явлена нам в ожидании Мессии и в христианской идее о снова пришедшем Христе в конце времен.

Надежда – не только ключевое слово для мира, это и синоним для веры.
Христиане и нехристиане находятся по одну сторону, они стоят рядом друг с другом, если речь идет о будущем мира.

На религии возлагается особая задача по восприятию ответственности за будущее. Христианская вера знает цель истории, которая лежит по ту сторону истории в пространстве и времени – Божье царство. Эта цель имеет огромное значение для видения будущего, и именно это значение должно развиваться. Необходимой задачей Христианской церкви является усиление этого значения религии для понимания будущего мира.
Вначале это происходит в представлении каждого отдельного человека. Христианская история веры обладает большим сокровищем подобного опыта. Для этого можно читать псалмы, можно читать и петь из христианских и церковных книг песен и песнопений, но нельзя забывать и другую обширную литературу на эту тему. При всей безысходности, как ее часто и радикально описывает экзистенциализм, остается надежда. Не Сизифу принадлежит последнее слово, а свет придет ex oriente.
Существенное содержание христианской благой вести состоит в том, что это Евангелие для жизни. "Как", и главное, "Когда"– об этом спор. Главная основа понимания, если нет осознанного желания не понять Библию, это убеждение в том, что вера произрастает из надежды, а надежда не прячет голову в песок, если речь идет о будущем.
Я утверждаю, что христианская традиция имеет большой опыт развития личности посредством этой мысли. Но как обстоит дело с развитием христианской веры, христианства на земле, когда речь идет о вопросах будущего мира? Здесь мы все легко можем запнуться. Здесь речь не идет о больших циклах песен и прекрасных версиях, здесь можно говорить только буквально.

И вновь обратимся к Иммануилу Канту. Уже в 1795 году он думает о мировом правительстве, в основе которого лежит этическая обязанность создания вечного мира в мире. Кант был просветителем и его произведения – это Просвещение в лучшем смысле. Здесь не имеет смысла пессимизм и негативизм. Человек может то, к чему он способен.

Такое будущее может быть создано только посредством диалога, общения людей. Следует создавать и развивать общество общения и требовать дальнейшего развития культуры дискурса.
Только вместе мы построим будущее. Это снова приводит к вопросу о роли мировых религий в этой области деятельности.
Через Библию проходит свет, но снова появляется туман, и будущее обретает образ… Это только картина, предстающая перед нашими глазами.
Давайте обратимся к некоторым историям из Библии. Например, история о добром самаритянине. Кто сказал, что в нашем мире добросердечность - важная предпосылка для победы будущего. Эвристика страха навряд ли приведет нас к такой мысли. Прагматизм по принципу фальсификации навряд ли был бы импульсом к действию. Я также не думаю, что постмодернистская всеядность могла бы повести дальше. Иногда человеку некоторые вещи должны быть сказаны. Сам по себе он не придет к этому или не хочет этого.

Я назову второй важный момент библейской благой вести, который представлен в ее интерпретации лютеранством.
Даже в своих благороднейших и лучших поступках человек нуждается в познании и признании через Бога. Кто устанавливает этические критерии в рамках собственного действия, прыгает слишком близко. В этом случае мы приземляемся в рационализме, или гедонизме, или даже в эгоизме. Человек должен пройти некоторые из этих ступеней, однако, человечество должно также и в политических действиях, руководствоваться целью, которая вытекает из кантовской мысли об обязанности всемирного мира. Если же я вынесу мой этический критерий за рамки собственного действия, то у меня есть шанс избежать некоторых моментов эгоцентризма.
Это хорошо и разумно: воспринимать Бога как инициатора всех моральных повелений, и не позволять ему выступать в качестве постулата морального воспитания в духе этих повелений. Корни спрятаны в земном царстве, но хорошее дерево растет в светлые дни в свете истории.